Василий Александрович Лимаренко
В ГОСТЯХ У ВАСИЛИЯ ТЁРКИНА
Накануне столетия со дня рождения Александра Трифоновича Твардовского редактор энгельсской «Новой газеты» Александр Васильевич Бурмистров спросил, знаю ли я, что в Приволжском посёлке живёт прообраз знаменитого героя поэмы «Василий Тёркин» и не хочу ли я написать о Василии Александровиче Лимаренко, нашем земляке, вдохновившем поэта написать главу «Гармонь».
– Да ваша газета уже рассказывала о нём, – вспомнил я, что в той статье утверждалось: хранится у Лимаренко письмо Твардовского со словами признательности за беседу.
– Обязательно поезжайте к Василию Александровичу, – всё же настоятельно советовал редактор. – Ну и что, что в нашей газете рассказывали о нём. Мало ли газет?
Пока я раздумывал, администрация Приволжского посёлка решила к 80-летию начала строительства Энгельсского мясокомбината (с той стройки и отсчитывает свой век посёлок) издать книгу, и я решил, что на её страницах обязательно должен быть рассказ о нашем Василии Тёркине.
К двум часам пополудни, к назначенному часу прибыл я на окраину посёлка, где в уютном, скрытом тенью больших берёз от июльской жары доме живёт ветеран. Заранее настроил фотоаппарат на макросъёмку, намереваясь прежде всего перефотографировать автограф Твардовского, однако, заслушавшись старого бойца, напрочь забыл о съёмке документа, вспомнив о письме через три часа, когда Василий Александрович с веранды, где мы беседовали, пригласил в дом, чтобы показать фронтовые фотографии.
– Письмо Твардовский не мне прислал, а в штаб нашего полка, – растолковал Василий Александрович, – это уже когда он главу о гармони напечатал и прислал нам благодарность за тот приём, который наш полк оказал их концертной бригаде.
К той минуте, когда я вопросил о письме, ни грана сомнения в том, что передо мной – Василий Тёркин, у меня не осталось: и Александру Трифоновичу в сентябре 1943 года Василий Александрович так же увлекательно рассказывал о своих фронтовых путях-дорогах, что собеседник забывал о времени, следя лишь за перипетиями рассказа.
В Нижне-Добринский райвоенкомат Василий Лимаренко попал как раз в день своего восемнадцатилетия, 27 августа 1942 года. Из их села Курнаевка Сталинградской области на фронт ушло 27 человек. Вернулись – пятеро. Хранит Василий Александрович снимок, где запечатлены он и четыре его односельчанина, коим посчастливилось пройти тысячи километров под обстрелами и вернуться домой. Повезло и Василию: он эти тысячи километров преодолел не шагом, а наматывая на колёса своего студебеккера. Хотя как сказать – повезло: автомобиль – отличная мишень, и сколько раз доводилось вступать в неравный бой с фашистскими лётчиками, расстреливавшими с высоты нашу пехоту и их артиллерийский полк на марше. Первый раз попал под бомбёжку в марте 1943 года, когда из Москвы на новенькой, только что полученной на заводе полуторке (без кабины: лобовое стекло да брезентовый навес – вот и вся «кабина») добирался до нового места службы в 5-ю артиллерийскую дивизию близ Орла после учёбы в 7-м отдельном автомобильном полку под Сталинградом (в волжском селе Очкуривка учились водить автомобиль, подвозя к фронту боеприпасы, продовольствие, а из сражающегося города доставляя в госпитали раненых). На шоссе меж Орлом и Курском застряли в пробке, тут и налетела немецкая авиация. Заметил Василий, как один самолёт заходит прямо на их полуторку, выпрыгнул из неё в кювет. А майор, который сидел рядом с ним, то ли замешкался, то ли не захотел далеко бежать, спрятавшись под капот, поплатился жизнью: бомба угодила прямо в мотор полуторки Василия.
Прибыл в свой 142-й миномётный полк 11 марта 1943 года «безлошадным». В полку в то время миномётные расчеты были на конной тяге, ожидали, что вот-вот лошадей заменят на «железных коней», но пока суд да дело, красноармейца шофёра Лимаренко определили адъютантом к командиру батареи. В этой должности встретил он рассвет 5 июля, когда началась знаменитая битва на Курской дуге. Одиннадцать дней и ночей непрерывных боёв с недолгими перерывами на сон (однажды свалил его сон в канаву, через несколько часов проснулся и первое, что увидел – рука, торчащая из-под земли: спал на покойнике, наспех присыпанном в разгар боя). Их миномётный полк с тяжёлыми боями отступал на километр-другой в сутки под натиском «Тигров». Отходили на заранее подготовленные позиции, чтобы оттуда обстреливать вражеские танки. Однажды у комбата пропала связь, он послал Лимаренко в соседний батальон узнать, поступил ли приказ на отход. Бежал по полю, его окликнул старшина подсобить вытащить кухню из колеи. Только сдвинули колёса с места, только побежал Василий дальше – нутром почувствовал, что дальше бежать нельзя. Упал в воронку, услышав грохот разорвавшегося впереди снаряда. Если бы не залёг – тот снаряд стал бы его убийцей...
Благополучно вернулся к комбату, передал приказ на отступление к станции Поныри. Из шести повозок до места дошли лишь четыре, две разорвало на взгорке, куда поднимались миномётные расчеты.
Одиннадцатое утро встретило их тишиной. Узнали: немцы отступили. Приехала полевая кухня, за завтраком, сев в кружок на траву, оживлённо шутили, обсуждая новость. Вдруг их старшина ни с того ни с сего упал ничком. Подняли его, а у него на темечке рана. Где-то в небе разорвался снаряд, и бесшумно прилетевший осколок угодил прямо в голову бойцу.
Это было последнее отступление. Миномётную бригаду отвели в тыл на пополнение, и через две недели отдыха Василий Лимаренко и его товарищи только наступали по маршруту, очерченному в известной песне: «С боем взяли город Минск... Брестская улица... Значит нам туда дорога... На Варшаву! На Берлин!» Путь этот проделал Василий Александрович на полученном сразу же по завершении Курской битвы «студебеккере». Насколько несчастлива оказалась судьба его полуторки, настолько удачна – американской машины: она благополучно дошла до Берлина, послушная рукам Василия Александровича и его напарника Ивана Александровича Денисова, помощника шофёра. Студебеккер – автомобиль крупный, три с половиной метра на два метра и высотой полтора метра, чтобы окопать его, нужно попотеть, вот потому-то и полагался водителю помощник. Миномёты били по крутой дуге всего метров на триста, потому-то всегда был Лимаренко вблизи передовой. В кузове его студебеккера размещались три расчёта – восемнадцать бойцов, да три миномёта, да снаряды к ним. За своевременную доставку миномётов на позиции, за успешную передислокацию на новые огневые точки и отвечал красноармеец Василий Лимаренко.
В часы затишья брал он в руки свою гармонику, и бойцы под его лихие наигрыши вспоминали дом, довоенную мирную жизнь, свои деревни и города, откуда ушли защищать страну. В сентябре 1943 года довелось играть Лимаренко самому Твардовскому. Правда, он не знал, что расспрашивает о его житье-бытие знаменитый автор «Василия Тёркина», просто приехала фронтовая концертная бригада, певцы пели, танцоры танцевали, а этот молодой человек читал стихи, ну, а после концерта беседовал с бойцами. Поведал ему Василий Александрович, как он добирался от Москвы до Тулы на полуторке, как потом потерял её под Орлом, как прибыл в полк и ему разведчики, узнав, что Василий – гармонист, подарили гармошку. Видать, запомнился тот рассказ поэту, переплавившись в чеканные строки главы «Гармонь»:
По дороге прифронтовой,
Запоясан, как в строю,
Шёл боец в шинели новой,
Догонял свой полк стрелковый,
Роту первую свою. (...)
Грузовик гремит трёхтонный,
Вдруг колонна впереди.
Будь ты пеший или конный,
А с машиной – стой и жди. (...)
Сколько суток полусонных,
Сколько вёрст в пурге слепой
На дорогах занесённых
Он оставил за собой.
За собой оставил Лимаренко уже и Варшаву, наступал 1-й Белорусский фронт на Берлин, когда чуть не погиб у памятной ему польской деревни Вишенки. Наступали так быстро, что даже не успели выслать вперёд разведчиков (однажды по этой причине его полк угодил под бомбы наших самолётов, полагавших, что в том селении, куда ворвались миномётчики, ещё обороняются фашисты; благо, обошлось без жертв), потому интервал между машинами установили не в сто, а в двести метров. Студебеккер Лимаренко шёл первым, следовавший за ним вторым уральский парнишка Шишкин не выдержал медленности движения и обогнал его. И угодил под обстрел отступавших, но задержавшихся на дороге немцев (сам Шишкин остался живой, а вот за потерянную по лихости машину его судили, и он уже после войны выплачивал её стоимость). Было это 4 марта 1945 года, пашня, с утра схваченная морозцем, к полудню раскисла, и минуты буксования под обстрелом до спасительного лесочка показались вечностью. Потом увидели, что весь кузов изрешетили пули, по счастью ни одна из них не угодила в кабину.
Особенно сложными для водителей оказались бои в Берлине. Семь дней от предместья продвигались к центру. Перемещались таким образом: то Данилин (так с ним и прошёл Лимаренко от Орла до Берлина), то Лимаренко выскакивали из кабины и бежали вперёд, если путь был свободен – махали рукой, дескать, жми на газ. В один из таких разведывательных походов Василию Александровичу перебило ноги рухнувшим деревом. Случилось это накануне Первомая. Нет, в госпиталь не попал, зафиксировал шиной лодыжки (вдруг перелом?) и продолжал крутить баранку, а ходил на костылях. Уже после капитуляции немецкого гарнизона шёл он по городу, осматривая достопримечательности, дивясь, как у них всё устроено «не по-нашему»: арка в доме, во дворе – ещё один дом с аркой, пройдёшь её, а там опять дворик с домиком. Вход в дома – под аркой, на левую и на правую сторону арки. Из одной «подарочной» двери и прозвучал выстрел. Василий Александрович и его товарищи вышибли дверь, ворвались в комнату. Там перепуганная старушка, увидев красноармейцев, затвердила «Гитлер капут!» На вопрос, кто стрелял, отвечала: «Найн, найн». Лимаренко увидел дверь в туалет, разрядил в неё автомат. За ней обнаружили мёртвого старика, сжимавшего винтовку...
В другой раз, ещё шли бои в городе, сопровождал Василий Александрович подполковника, заместителя командира полка по политчасти, который проверял бомбоубежища, где укрывались горожане, и неожиданно немец-старик в упор выстрелил и убил подполковника. Сопровождавшие его миномётчики в живых не оставили никого...
Весь сорок пятый служил Лимаренко в Берлине, прошёл и сорок шестой год, а он всё не мог уехать домой. И лишь 22 февраля 1947 года в его красноармейской книжке появилась долгожданная запись: «Демобилизован на основании Указа Президиума Верховного Совета СССР от 4.02.47 г.». Перед дембелем присвоили ему звание ефрейтора, приняли кандидатом в члены ВКП(б). Вёз с собой боец, на гимнастёрке которого гордо звенели медали «За боевые заслуги», «За освобождение Варшавы», «За взятие Берлина» и сиял орден Красной Звезды», не только трофейный аккордеон и ту гармонику, что прошла с ним два военных года, но и десятки фотографий: в Берлине после войны приобрёл фотоаппаратуру и научился снимать (любовь к фотоискусству пронёс через десятилетия, и сегодня в его кабинете на стенах висят в рамочках наиболее, по его мнению, удачные фотопортреты и пейзажи).
Любовь к искусству привела его летом 1947 года в Саратов, пытался Василий Александрович поступить в консерваторию, однако уже в первые минуты пребывания в «славном граде Саратове» проверил на себе справедливость известной фольклорной песенки: «А ну-ка, не зевай, билет передавай, ведь это ж наш саратовский трамвай!» Сел на Миллионной улице с деньгами и документами, а сошёл возле консерватории без них: карманы обчистили, в руках осталась лишь рыба, коей снабдил его в дорогу отец. На вырученные за неё деньги купил обратный билет в Камышин.
На Сахалин поехал с дубликатами документов: его родители, Александр Васильевич (всю войну резервист, рождённый ещё в ХIХ веке, работал в рыбколхозе) и Аграфена Романовна завербовались в тихоокеанский рыбколхоз, с ними поехали и шестнадцатилетний сын Виктор, и десятилетняя дочь Нина, и младшенький Саша, коему исполнилось четыре года. Не захотел расставаться с семьёй и Василий, хотя обзавёлся и собственной семьёй, встретив избранницу своего сердца Раису Александровну.
На Волгу вернулся через десятилетия, уже выйдя на пенсию. В консерватории ему хотя и не довелось учиться, однако диплом о высшем музыкальном образовании всё же получил, в 1970-м году экстерном сдав экзамены в Новосибирской консерватории. А до того, в 1961–1965 годах, заочно учился в ленинградском институте культуры им. Крупской. Учился и очно в Сахалинском педагогическом училище, одновременно преподавая музыку в интернате. Затем учился в Томском музыкальном училище на хоровом отделении. Там, в Томске, без малого тридцать лет преподавал Василий Александрович в культпросветучилище дирижирование, чтение партитур, аранжировку и сольфеджио. В Томске и ныне живёт Юрий, сын Василия Александровича, избравший стезю инженера-строителя. Дочь Надя продолжила дело отца, преподаёт в музыкальной школе на Ставрополье.
В Энгельс Василий Александрович переехал в 1988 году потому, что к тому времени и брат, и сестра уже давно обосновались здесь. Купил приглянувшийся ему дом на берегу Волги в посёлке с названием Мирный, за двадцать лет расширил его, приспособил под свой вкус. Не заросли бурьяном и те десять соток, на которых развёл он сад и огород со своей нынешней спутницей жизни Марией Ивановной (какие замечательные иконы она вышивает бисером!). Обихаживают своё поместье так, что любо-дорого смотреть, чему есть и соответствующий документ, датированный 2006 годом – Диплом конкурса по благоустройству и озеленению Энгельсского муниципального района, гласящий: «Награждается Василий Александрович Лимаренко, владелец дома № 6 по ул. Кузнецкой за III место в номинации «Лучший по благоустройству и озеленению жилой дом». До второго или первого места не дотянул потому, что не всё время занят бытовыми делами, не оставляют его и дела творческие: до сих пор послушна его пальцам гармоника, поющая рождающиеся в сердце ветерана мелодии. За свои произведения «Вальс рыбака» и «Родные напевы» Василий Александрович удостоился Грамоты победителя I районного фестиваля конкурса «Если молод душой человек», проводимого Дворцом культуры «Восход» к 10-летию Международного дня пожилого человека. Свои творческие успехи Василий Александрович приписывает замечательной трезвости. «Я за свою жизнь едва ли выпил пол-литра водки», – признаётся Лимаренко. Впервые узнал он горький вкус спирта на своих проводах в армию, и он так не понравился ему, что все три фронтовых года обходился боец без пресловутых наркомовских ста граммов. Без сомнения, это способствовало не только боеспособности красноармейца, но и отразилось даже на материальной части, недаром в служебной характеристике, выданной демобилизуемому ефрейтору Лимаренко 20 февраля 1947 года командир подразделения п/п 64072 Герой Советского Союза Меркушев отмечал: «С января 1943 г. по июль м-ц 1946 г. Лимаренко работал на одной машине без единой аварии и поломки».
Я попросил Василия Александровича сыграть на тульской гармонике, и ветеран развернул меха, и полилась мелодия («У меня постоянно в голове звучат мелодии, – замечает музыкант, – вспоминаю места, в которых бывал, и не только зримо их представляю, но и для каждого из них у меня свой музыкальный образ). Без малого восемь десятилетий не расстаётся с кнопками гармоники Василий Александрович (выучился самоучкой восьмилетним мальцом, слушая деревенских умельцев). Дай Бог, чтобы мелодии ветерана звучали ещё долго-долго, радуя внуков и правнуков. Ведь эти мелодии – музыка победителей, которая так необходима нам сегодня, чтобы вернуть утраченную славу России как ведущей державы мира. Сегодня нам нужен Василий Тёркин как никогда.
Владимир ВАРДУГИН
Новости саратовского Общества трезвости и здоровья, 2010 год
